Империя хирургов - Страница 22

Я не видел Джексона с момента окончания лондонского конгресса и только от случая к случаю обменивался с ним письмами. Его фигура стала грузной и неповоротливой. Вероятно, он едва ли совершал другие пешие прогулки, кроме как от дома до Национальной больницы и обратно.

Беннет поднял глаза от рисунка, на котором был изображен овальный разрез верхней части человеческого черепа с нанесенными на него поперечными и продольными линиями. Беннет был так погружен в его изучение, что лишь бегло поприветствовал меня, обменялся несколькими фразами с Джексоном и только после приступил к рассказу о своем пациенте.

«Мой пациент, – отозвался он, – это молодой человек по фамилии Хендерсон. Ему не больше двадцати пяти, и он работает фермером в Думфрайс. Третьего ноября он явился ко мне, с виду полностью здоровый, сильный парень, у которого тем не менее практически отказала левая рука и который хромал на левую ногу. Он жаловался на приступы головной боли и подергивания левой стороны лица, левой руки и левой ноги. Врач в Думфрайс не придумал ничего другого, кроме как приклеивать горчичный пластырь на голову и шею пациента, отчего на коже образовался ожог, на момент его прихода уже весьма серьезный – сплошь покрытый волдырями».

Беннет взял со стола пачку мелко исписанных листов и протянул их мне.

«Это его подробный анамнез, – прокомментировал он. – Возможно, Вам захочется получить исчерпывающие сведения. Я же сейчас ограничусь самым основным. Беседа и осмотр показали, что Хендерсон никогда не болел до этого случая, произошедшего с ним четыре года назад. Тогда он впервые почувствовал головную боль. Она стала возникать все чаще, но затем исчезала. Через год он ощутил легкий тик левой части лица и левой части языка. Подергивания становились все сильнее, пока, наконец, не переросли в спастический приступ, затронувший левую половину шеи, левую руку и левую ногу. Нередко приступы сопровождались потерей сознания. В течение двух лет они повторялись ежедневно. Полгода назад он почувствовал заметную слабость в левой руке. Еще через три месяца этой рукой стало невозможно работать. Вскоре после этого отказала и левая нога. Когда Хендерсон разыскал меня, головные боли сделались такими сильными, что он отзывался о них не иначе как о непереносимых. Обследование в Национальной больнице не выявило никаких видимых изменений черепа как такового, но указало на внушающие опасения изменения глазного дна и воспаление зрительного нерва. Начиная с четвертого ноября, ежедневно возникали спазмы всей левой стороны туловища. Они начинались с большого пальца левой руки. Иногда за этим следовали чудовищные приступы рвоты или позывы к ней, даже если желудок пациента был пуст. Это могло продолжаться часами и делало невозможным прием пищи. Головные боли стали настолько острыми, что вызывали горячечный бред и заставляли пациента издавать дикие крики. Ледяные компрессы не помогают, и только большие дозы морфия дают временное облегчение. У меня нет никаких сомнений в том, что речь идет о правосторонней опухоли головного мозга, и прежде всего нам следует определить ее местонахождение». Он взял в руки изображение человеческого черепа, которое разглядывал до моего прихода. «На этом изображении, – пояснил он, – показан череп пациента в натуральную величину». Овал черепа был разделен вертикальными и горизонтальными линиями на шесть полей так, что на каждой стороне симметрично располагались равные поля. Через среднее правое поле была проведена еще одна диагональная линия, и в верхней его части стояла жирная пометка в виде креста.

«Согласно современным представлениям, – продолжал Беннет, – центры, отвечающие за моторику левой части губ и языка, находятся в нижней части восходящей ветви передней извилины. Немного выше располагаются моторные центры левой части лица. В середине, а именно на восходящей ветви боковой извилины, локализованы моторные центры левой кисти, в том числе пальцев. В середине передней извилины – моторные центры плеча, локтя и предплечья. Верхняя же часть восходящей ветви передней извилины управляет движениями левой ноги. Мы зарегистрировали у пациента полную парализацию кисти и пальца и частичное нарушение подвижности локтя, плеча, лица, языка и ноги. Посему видится справедливым утверждение, что опухоль поразила только моторные центры кисти и пальца, активность же прилегающих моторных центров плеча, ноги, лица и языка страдает от усугубляющегося раздражения. Новообразование не может иметь значительных размеров, так как сверху его границы очерчены слегка затронутыми моторными центрами ноги, спереди – ничуть не более пострадавшими центрами лица и языка, сзади – полностью активным зрительным центром и снизу – моторным центром глазного яблока, также совершенно здоровым». Указательным пальцем правой руки он дотронулся до пометки на рисунке Джексона: «Здесь, в этом месте должна располагаться опухоль. Как Вы полагаете?»

Разумеется, он не ожидал от меня мгновенного ответа. Метаморфоза, которая произошла с теорией Феррье, нашедшей ныне практическое применение, вполне была способна лишить дара речи такого впечатлительного человека, как я.

«Вы не представляете, – заключил он, – как долго я ждал этого момента».

Беннет встал из-за стола. «Да ведь я, – сказал он, – почти не писал Вам. Но профессор Джексон всегда держал меня в курсе». Он посмотрел на Джексона, который за все это время не произнес ни слова, а только слушал, глубоко погрузившись в кресло. Теперь же он слегка скривил рот – как делал обычно, если речь шла о моих приключенческих похождениях по следам новых открытий в области хирургии, – и в этом выражении читалось немного сарказма, немного удивления и понимание, скрывающееся под его внешней холодностью. «Но это еще не конец истории, – проговорил он с присущей деловитостью. – Только завтра мы узнаем, правы ли Вы, Беннет. Завтра сделает Вас либо героем, либо убийцей, но противники вивисекции, несомненно, заклеймят Вас как истязателя».