Империя хирургов - Страница 21


К оглавлению

21

Кохер оказался прав и в том, казалось, безвыходном положении, хотя прошел еще десяток лет до того момента, когда метод сохранения эпителиальных телец стал достоянием хирургии зоба и тетания почти исчезла из списка послеоперационных осложнений. Через семнадцать лет, первого января 1915 года, в Новый год состоялась последняя встреча Кохера и Эстер. Тем временем немец по фамилии Освальд выделил активное вещество щитовидной железы – тиреоглобулин, а англичанину Кендаллу удалось кристаллизовать гормон щитовидной железы тироксин. Асканази, Эрдхайм и американцы МакКаллам и Вегтлин установили, что эпителиальные тельца играют решающую роль в кальциевом обмене, а тетания возникает как раз таки в результате его нарушения.

Тумор

Семнадцатого сентября 1884 года я завтракал с Полем Реклю, хирургом старой парижской больницы Питье, о жизни, личности и работе которого речь пойдет чуть позже.

Я познакомился с Реклю, когда он еще был молодым ассистентом Поля Брока. Я проникся дружеской симпатией к этому столь же интересному, сколь и своеобразному человеку задолго до того, как к нему пришла мировая слава.

В тот самый день, семнадцатого сентября, Реклю по своему обыкновению просматривал утренние газеты, пока я допивал свой кофе. В следующую минуту он напряженно склонился над каким-то объявлением или статьей. Затем он взглянул на меня с выражением глубокого потрясения.

«Вы только послушайте, – голос выдавал его волнение, – послушайте, здесь опубликована заметка из Гейдельберга, которая лично меня, если, конечно, все написанное – правда, чрезвычайно удивляет. Вот, прочтите сами».

Я опустил мою чашку на стол и схватил газету, которую он протянул мне. Реклю указал на короткую статью с бросающимся в глаза заголовком «Станут ли в будущем возможны безболезненные операции без наркоза? Венский врач-окулист утверждает, что открыл обезболивающее действие кокаина. Несколько капель делают глазные операции безболезненными. Специальный репортаж с последнего заседания Офтальмологического общества в Гейдельберге».

То, что сообщалось в этих строках, сегодня мы уже не сочли бы необычным и тем более сенсационным. При длительных и тяжелых операциях уже давно применяют местную анестезию, а не общий наркоз хлороформом или эфиром, как это было раньше. Но тогда, ранним утром семнадцатого сентября общий наркоз все еще оставался единственным действенным болеутоляющим средством хирургии. В течение десяти лет все более необходимым и горячо ожидаемым становилось появление нового препарата, с помощью которого можно было бы делать невосприимчивыми к боли только оперируемые участки, чтобы не подвергать пациентов опасностям, связанным с общим наркозом.

Нет таких слов, которыми можно было бы описать то необыкновенное впечатление, которое на меня произвела эта заметка. Я пробежал взглядом эти несколько абзацев. Там говорилось, что по поручению молодого венского младшего врача Карла Коллера в Гейдельберге был зачитан доклад. В нем описывалось, как в результате закапывания кокаина человеческий глаз на долгое время может стать совершенно нечувствительным к боли. Сложные сами по себе глазные операции при этом условии были легче осуществимы. В дополнение к этому докладу для собравшихся офтальмологов было проведено большое количество глазных операций с применением кокаина, которые не оставили сомнений в эффективности этого препарата. Автор статьи констатировал, что сложно переоценить то влияние, какое окажет на хирургию это открытие.

Я опустил газету, и мои глаза встретились с глазами Реклю! В них запечатлелось то же чувство: растерянное и в то же время счастливое изумление. Это новое открытие безмерно обрадовало меня. Реклю же оно заставило вспомнить о глубоко укоренившемся в нем страхе перед опасностями наркоза, который в его практике часто становился причиной летальных исходов. Для него это сообщение из Гейдельберга было искрой надежды на лучшее будущее. До какой степени эта надежда оправдалась, стало ясно позднее: ведь Реклю сыграл выдающуюся роль в дальнейшем развитии местной анестезии. Я тем временем решил срочно отправиться в Вену.

Трогательная история этого путешествия войдет в одну из следующих глав о драме в местной анестезии. Но, так или иначе, двадцатого сентября я прибыл в Вену. Изучая предысторию открытия Коллерса, я обнаружил столько интересного материала, что пробыл в этом городе больше месяца. Двадцать первого ноября я отправился в Париж, и глубокой ночью с двадцать второго на двадцать третье ноября я был на месте. В половине второго ночи я стоял у ложи ночного портье, который вместе с ключами протянул мне телеграмму из Лондона, проделавшую за мной путь из Парижа в Вену и обратно – из Вены в Париж. В телеграмме значилось: «Вспомните наш разговор на лондонском конгрессе: пациенту с запущенной опухолью мозга назначено оперативное лечение в соответствии с теорией Феррье. Оперировать будет Годли. Джексон и Феррье будут присутствовать. Джексон поручил Вас уведомить. Дата: 25 ноября, Национальная больница, Квин-сквер. Беннет».

Всего через два дня! Но я не мог этого пропустить.

На французской стороне канала бушевал первый зимний шторм. Корабль целый день простоял в порту. Только двадцать четвертого ноября после крайне утомительной переправы я добрался до Англии, а в начале пятого вечера – в Лондон, который, казалось, захлебывался в проливных дождях. В «Черинг Кросс» меня ждала записка от Беннета.

Он задержался у Хьюлингса Джексона, чтобы еще раз обсудить подробности этого случая. Я мог застать его там.

21