Империя хирургов - Страница 78

«Подойдите ближе, друг мой», – проговорил он. Затем с тонкой, печальной иронией, которая никогда его не покидала, он добавил: «Вы застали меня за инвентарной описью. Я пришел ко мнению, что мои труды во имя спасения кокаиновой анестезии есть приятнейшее научное усилие моей жизни». Он задумался, а затем продолжил: «Возможно, все уже состоялось. Поэтому теперь я фиксирую результаты».

Мне было ясно, что он каждую минуту думает о смерти, что ему не хотелось бы угаснуть, не придав окончательной формы проделанной работе, посвященной местной анестезии. Он подал своему молодому секретарю знак, чтобы тот оставил нас наедине.

«Для исследователя не может существовать лучшего опыта, – сказал он, – чем опыт, поставленный на себе самом. Я воспользовался полупроцентным раствором, который не может дать никаких опасных побочных явлений. И этой концентрации было достаточно, чтобы полностью устранить чувствительность. Теперь я сам знаю это. Я не почувствовал ровным счетом ничего. Я не ощутил боли, даже задев кость. Если у меня и были сомнения относительно действенности слабых растворов, теперь они полностью развеяны».

Я попытался объяснить ему, что только покой сможет помешать дальнейшему распространению инфекции. Но мои возражения были тщетны. Он настаивал, что его «инвентарная опись» превосходит по важности все остальное.

Но все же не смерть была уготована Реклю судьбой. Она отвела ему еще двадцать пять лет жизни, чтобы он успел закончить свои исследования в области местной анестезии. Он посвящал работе удивительно много времени, поэтому, когда в 1895 году после почти 7000 операций под местным наркозом он решился на публикацию своей «инвентарной описи» под названием «L’anesthsie localis e par la cocaine», во Франции он снискал огромное признание. Но за год до этого в Германии вышел научный труд, идейно опередивший кропотливую работу Реклю. В нем с пылом отстаивалась передовая концепция исключающей интоксикацию местной анестезии, которая открывала совершенно новые и более убедительные перспективы. Ее заглавие было таково: «Безболезненные операции», а ее автором был молодой берлинский хирург по имени Карл Людвиг Шляйх. С его появления начинается – строго говоря – четвертый акт драмы, первые три акта которой уже были сыграны Коллером, Хальстедом и Реклю. Этот акт также подтолкнул развитие местной анестезии, но, как и предыдущие, принес разочарования, проблемы и несбывшиеся мечты, был связан с человеческой нуждой и слабостями.

Рождество 1890 года я провел в Германии, а последние январские дни 1891 года – в Берлине. В один из этих дней я нанес визит Эрнсту фон Бергману в его только что открывшейся частной клинике на Шварцкопфштрассе. Бергман оперировал с прежним мастерством, и мы снова заговорили о случае из его жизни, о котором ему часто приходилось вспоминать, – о раке кайзера Фридриха III. Позже, около девяти часов Бергман пригласил меня вместе отправиться в отель «Принц Альбрехт», где тогда устраивалось много балов для берлинского общества. Насколько я помню, жена Бергмана Паулин и его старшая дочь уже ждали его там.

Рядом с дамами Бергман сидела необычайной красоты молодая женщина. Бергман галантно поприветствовал ее, и в этом приветствии слились и балтийские, и русские, и прусские черты. Он представил ее как фрау Хедвиг Шляйх, супругу хирурга Карла Людвига Шляйха. Мне показалось, что она была не только красива, но умна и образованна. Я узнал, что ее муж работал ассистентом Вирхова, фон Лангенбека и фон Бергмана и вот уже два года как обзавелся собственной клиникой на Белль-Альянс-Плац в Берлине. Разумеется, эта случайная встреча не имела бы для меня никаких последствий, если бы эта юная особа в течение почти целого часа, пока она дожидалась своего мужа, не пыталась объяснить мне причины его отсутствия. Сначала она поведала мне, что ее супруг – художник, который совершенно потерял связь со временем. Затем она сослалась на то, что он уже целый год одержим некими исследованиями, полностью поглотившими его. Мне стало известно о попытках добиться местного обезболивания, избежав при этом тяжелой интоксикации. Ее муж нашел способ предотвратить даже малейшую угрозу такого исхода. Уже несколько месяцев он оперировал по новом методу, названному им инфильтрационной анестезией, и за это время испытал приток желающих быть прооперированными именно так, поскольку общий наркоз пугал их.

Она объяснила мне, что я ничего не могу знать об инфильтрационной анестезии, так как Шляйх пока ничего не публиковал по этому вопросу. Но ей было известно, что ее муж обходился невероятно слабыми растворами с концентрацией кокаина от 0,1 до 0,01 %. Меня заинтересовали эти факты, поэтому я почувствовал необходимость побеседовать с самим Шляйхом. Это было новое открытие, и только он мог располагать точными сведениями.

Мысль о том, что самый слабый кокаиновый раствор Реклю имел концентрацию значительно большую, чем упомянутые десятые и сотые процента, распалила мое желание поговорить с берлинским ученым. Поскольку за прошедший час он так и не появился, я с удовольствием принял приглашение его жены следующим вечером зайти к ним на чашечку кофе.

Когда я впервые встретился с Карлом Людвигом Шляйхом, ему был тридцать один год и он был одним из самых привлекательных молодых мужчин, которых только можно было себе представить. Он был среднего роста и носил элегантные усы, его волосы были густы, но коротко стрижены, отчего стояли ежиком, лицо его уже начало терять упругость, однако было приятным и ухоженным, а по его красноватому оттенку можно было догадаться о неравнодушии Шляйха к хорошему вину. Его пылкий взгляд выдавал в нем мечтателя, а его манера одеваться – не скованного предрассудками представителя богемы.