Империя хирургов - Страница 74

Особенно внимательно Хальстед прочел заключение, в котором у и Маиса значилось: «Удивительный факт, который, как нам кажется, заслуживает внимания, состоит в том, что после инъекций кокаина не страдают моторные функции, в то время как чувствительность неизменно снижается». И далее: «Можно ли использовать кокаин как местное болеутоляющее средство? Будущее покажет…»

Месяц после прочтения той работы выдался для Хальстеда бурным и плодотворным – он был поглощен единственной идеей. Если, после того как и Маис ввел кокаин в бедро, вся нога до самой стопы потеряла чувствительность, то этому феномену могло быть только одно объяснение. Должно быть, намеренно или случайно и Маис инъецировал раствор в нерв, проводящий болевые импульсы, что заблокировало сообщение всех нервов конечности со спинным мозгом, а следовательно, и с болевыми центрами в головном мозге. Гениально! Значительно проще, чем ранее предложенный способ обезболивания через большое количество впрыскиваний на малом расстоянии друг от друга. Это должно было помешать нервной деятельности на определенных участках тела и проведению нервных импульсов к мозгу, так как «блокирующий» раствор кокаина вводился непосредственно в нерв. Чрезвычайно возбужденный Хальстед проследовал в свою лабораторию. У одного из подопытных зверей он обнажил седалищный нерв и ввел дозу кокаина в область таза. Вскоре вся конечность потеряла чувствительность. Это вдохновило Хальстеда, а он в свою очередь вдохновил коллег, друзей и учеников на различные анатомические исследования, призванные установить, в каких именно местах следует блокировать болепроводящие пути конечностей и органов. Когда в конце 1885 года Холла мучила сильная зубная боль, Хальстед инъецировал кокаин в нижний альвеолярный нерв. Почти на двадцать пять минут часть челюсти потеряла чувствительность, зуб был безболезненно удален. Хальстед изобрел разновидность местной анестезии, которая распространилась по миру под названием «проводниковой» и произвела своего рода революцию в стоматологии, и мы, живущие сегодня, уже не можем представить себе лечение зубов без местного наркоза.

Весной 1885 года, когда открытие Хальстеда стало достоянием общественности, для самого изобретателя и его друзей употребление кокаинового порошка перед визитами в театр давно стало привычкой, поскольку это добавляло зрелищности любому театральному представлению. Сначала Хальстед не замечал непунктуальности, болтливости или безответственности за кем-либо из своих учеников. Когда же несколько дней он сам не принимал кокаин, он вдруг обнаружил, что у него одновременно проявились головокружение, бледность, озноб и одышка. День спустя возникли сильнейшие желудочные спазмы, вегетативные нарушения и развилась бессонница. Охваченный пока неясным, но тем не менее тревожным подозрением, он склонил также и Холла на некоторое время отказаться от кокаина. Эти несколько дней также полностью подкосили его. Хальстед сделал еще одну попытку отказаться от употребления кокаина, но последствия оказались еще более ужасающими, чем в первый раз. Если он хотел продолжить его работу, его операции, его лекции, без кокаина нельзя было обойтись. Альтернативой был бы шаг в бездну, теперь зиявшую перед ним.

Но и это еще не все факты. Тот осколок его души, что еще не разучился чувствовать, подсказал Хальстеду, что в нем происходят пугающие перемены. Он существовал в пространстве за пределами общечеловеческой реальности. Подолгу ему не доставало воли, чтобы вернуться в реальный мир. Он почувствовал, как вдруг старые друзья и знакомые перестали для него что-либо значить, как события повседневной жизни перестали его интересовать. В один из тех редких часов, когда Хальстед пребывал в сознании, он успел поговорить с Холлом и Хартли и выяснил, что те страдали от сходных симптомов. В марте все их потребности свелись к дозе порошка, но они вряд ли отдавали себе отчет в том, что медленно опускаются на дно.

Все больше и больше учеников Хальстеда исчезали в море нью-йоркских домов, где погибали еще до того, как кто-либо успевал узнать что-то об их судьбе. Холл осознал, что вынужден оставить свою карьеру и Нью-Йорк. Он пропадал где-то на западе и позже снова начал как хирург в Санта-Барбаре, штат Калифорния. Но его жизнь уже была покалечена.

Чтобы не дать Хальстеду окончательно опуститься, чтобы по крайней мере попытаться спасти его, два его друга, врача, доктор Манро и доктор ван дер Поэл доставили его в лечебницу Провиденс, которая специализировалась на лечении душевных заболеваний, а также лечении воздержанием морфинистов и алкоголиков. Об этом учреждении я впервые узнал от Макбрайда. И за его стенами пропадал Хальстед, талантливый, успешный, восторженный молодой человек.

К тому моменту он отсутствовал уже целый год. Как позже мне рассказал Уэлч, в конце года он вернулся в Нью-Йорк совершенно другим человеком. Если раньше он был бодр, инициативен, энергичен и легок в общении, то теперь он стал вял и патологически осмотрителен. Если когда-то он был здоров и полон жизненных сил, то теперь он был худ и бессилен. Но самое ужасное в том, что его не избавили от кокаиновой зависимости.

Он избегал встреч с прежними друзьями и знакомыми. В болезненном поиске одиночества он забронировал каюту на борту судна, которое в феврале 1886 года отплывало к Зондским островам, чтобы вернуться в марте. Кокаин он брал в дорогу. Но остатки силы воли и теплящееся желание выздороветь все же заставили его запасти ничтожное количество порошка, которого едва ли хватило бы на все путешествие. В открытом море, вдали от возможности добыть наркотик, Хальстед хотел силой заставить себя жить без кокаина. На обратном пути кокаин, наконец, иссяк. Наполовину обезумев от желания заполучить спасительную дозу, он вломился в запертую капитанскую каюту, вскрыл аптечку и выкрал весь запас порошка. После высадки в Нью-Йорке Хальстед снова оказался в Провиденс.