Империя хирургов - Страница 68

Поскольку сам я не знал о кокаине почти ничего, в тот же день я посетил библиотеки нескольких парижских научных институтов в попытке раздобыть хоть какие-то факты. По имеющимся данным, испанец Писарро в 1532 году во время завоевания Перу заметил, что перуанские индейцы жуют листья так называемого кустарника кока и, видимо, таким образом достигают состояния особенной физической активности. Позже о листьях коки забыли – во всяком случае в Европе. Лишь несколько столетий спустя путешественник Иоганн фон Чуди снова обратил внимание на это растение и особенно на его возбуждающее действие. В 1858 году некий доктор Шерцер на борту австрийского фрегата «Новара» наконец привез высушенные листья коки в Европу и доверил их изучение немецкому химику Велеру, работавшему в Геттингене. Ученику Велера Ниману удалось выделить из листьев экстракт активного вещества. И это вещество он назвал кокаином. Впоследствии были предприняты отдельные попытки лечения холеры при помощи кокаина. Но это вещество так и не нашло практического применения в медицине.

В тот же день я получил телеграмму от Феррера. Он сообщал, что написанное в парижских газетах – абсолютная правда. Речь шла об открытии чрезвычайной важности. Он планировал вернуться в Париж восемнадцатого, самое позднее девятнадцатого сентября, задержаться здесь на день и с удовольствием поведать мне обо всех подробностях. Феррер приехал девятнадцатого числа. От него я узнал, что Карл Коллер являлся младшим врачом Венской общей больницы и что ему не было еще тридцати. У него не хватило средств, чтобы самостоятельно приехать в Гейдельберг. Рукопись, в которой тот описывал свое открытие, привез и зачитал его австрийский коллега, доктор Бреттауер. Феррер подтвердил, что в Гейдельбергской Офтальмологической клинике в присутствии собравшихся врачей были проведены несколько безболезненных операций по удалению катаракты. Для полноценной анестезии было достаточно закапывания нескольких капель кокаина.

Феррер не мог говорить ни о чем другом, кроме событий в Гейдельберге, и очень торопился вернуться в Сан-Франциско, чтобы похвастаться применением нового метода. Вечером того же дня я отправился в Вену. Уже тогда мне было сложно назвать число научных открытий, историю которых я пытался отследить. Та история, с которой мне пришлось столкнуться в Вене, сильно отличалась от всех прочих. Первая неожиданность заключалась в том, что все началось даже не с Карла Коллера, а с другого, почти что совсем неизвестного венского врача. Никто не подозревал, что позже он получит мировую известность за совсем другие свои сочинения, в которых заложит основы новой, сильно критикуемой и противоречивой науки о лечении нервных и душевных расстройств, называемой психоанализом. Его имя было Зигмунд Фрейд.

В то время Зигмунду Фрейду было двадцать семь лет; это был худой, темноволосый человек с чувственными, приятными чертами лица. Он происходил из семьи обедневшего еврейского торговца тканями, который во время экономического кризиса, в 1859 году покинул родной Фрайбург, а с ним и родную Моравию. В качестве новой родины он выбрал Вену, но кризис настиг его и здесь, поэтому он со своей семьей из восьми человек ютился в убогой квартирке на Кайзер-Йозеф-штрассе. Фрейд был очень впечатлительным человеком, иногда даже болезненно впечатлительным, а также очень гордым, всегда готовым постоять за себя. В детстве его особенно задевали оскорбления, намекавшие на еврейское происхождение его семьи, которые приходилось слышать и его отцу, и его сестрам, и ему самому. Он так и не смог забыть случая, свидетелем которого он стал в возрасте двенадцати лет. Зигмунд шел по улице со своим отцом, и какой-то человек со словами: «По этой дороге ходят люди. А ты, еврей, убирайся!» – оттолкнул отца и сбил с его головы кепку. Он никогда не простил своего отца за то, что тот молча наклонился, прислушавшись к разуму, без единого слова поднял кепку из уличной грязи и снова натянул ее на голову. Ребенком он страстно желал вырваться из тисков ограниченности и принуждения, чтобы самому распоряжаться, а не слушаться и получать пинки, поэтому мечтал стать важным военнослужащим или чиновником. Но австрийская действительность, которая оставляла евреям выбор единственно между коммерсантом, адвокатом или врачом, еще в детстве развеяла эту мечту. Не из убеждения, а лишь потому что право и коммерция его мало интересовали, он занялся изучением медицины, но при этом у него развилось такое отвращение к практическому ее применению, что после государственных экзаменов он всего год проработал в Институте физиологии венского профессора Брюке и в Институте анатомии профессора Саломона Штрикера, не намереваясь заводить собственную практику. Весной 1882 года он совершенно неожиданно представил свою работу Брюке и занял место младшего врача Общей больницы. Никто не знал, почему он так резко поменял мнение. Знал об этом только он сам.

Тогда Фрейд влюбился в молодую двадцатилетнюю девушку, Марту Бернейс, бывшую хрупким, грациозным созданием с благородной белизной кожи. Она была дочерью торговца, также еврея, который переселился в Вену из Гамбурга, но три года назад умер от сердечного приступа. Как-то апрельским вечером 1882 года Марта Бернейс со своей сестрой Минной нанесла семье Фрейдов что-то вроде дружеского визита. Придя в этот день из института Брюке домой, он впервые увидел Марту, весело болтающую со своей сестрой, которая принесла яблоко его больной матери. Почти что с первого взгляда он проникся к ней такой симпатией, что в каждый из последующих дней он посылал Марте розу, открытку или письмо, употребляя на это все имеющиеся деньги. В конце мая ему предоставилась первая возможность выйти вместе с Мартой, и они направились на гору Каленберг. Ему казалось, он чувствует, что и она любит его. Десятого июня в Медлингском саду они впервые поцеловались, а на следующий день Фрейд принял неожиданное решение начать подготовку к практике в Общей больнице. Всю ночь ему не давало уснуть одно жгучее желание: достигнуть финансовой независимости, что позволило бы ему жениться на Марте.