Он оживился, когда мы вошли в больницу на Бернауерштрассе, что в северной части Берлина.
В здании больницы ранее помещалась основанная пастором Бегехольдом в 1865 году община для бегущих от бедности и ищущих пристанища рабочих, полностью запущенная в те времена. Благодаря Лангенбуху это место получило известность в мире медицины. Когда в 1873 году он стал главным врачом, здание находилось на грани разрушения. Сестрам милосердия евангельской общины пришлось упорно сражаться за него. Тогда Лангенбух был ассистентом хирурга Уилмса в знаменитой больнице сестер милосердия Бетания. Не долго думая, Уилмс усадил молодого человека в свой экипаж, привез его в больницу Святого Лазаря и в конце концов сказал совершенно озадаченному юноше: «Ну вот, это твоя больница». Тот факт, что Лангенбух, нимало не колеблясь, согласился, доказывает, что за его робостью скрывается выдающаяся решимость. В день моего первого визита мы спустились в подвал, плохо освещенный и с низкими потолками, где лежали несколько тел. Он объяснил, что здесь, практикуясь на трупах, он пытается отыскать самый простой способ удаления желчного пузыря.
Следующие полчаса были незабываемо таинственными. Лангенбух завязал сзади фартук и на теле молодой женщины показал мне, как за довольно короткое время и без опасности для пациента можно удалить желчный пузырь. Он сделал поперечный разрез стенки живота, примерно повторяющий линию переднего края печени. Далее последовал перпендикулярный продольный разрез вдоль прямой мышцы живота. Сразу после этого на нижней поверхности печени стала заметна полусфера желчного пузыря. При помощи губки Лангенбух сдвинул толстую и тонкую кишку в сторону от операционного разреза, с силой потянул вверх правую долю печени, под которой находилась бо́льшая часть желчного пузыря, и втиснул мне в руку крючок, которым я удерживал печень. Легкими движениями скальпеля он рассек несколько связок и освободил пузырь и выводной проток, который соединялся с печеночным протоком и ведущим к кишке общим желчным протоком. Он продел шелковую лигатуру под выводным протоком, перевязал его, снова взялся за ножницы и нож и осторожно вынул желчный пузырь из ниши в нижней части выступающей доли печени. Он сделал надрез в перитональной оболочке и рассек несколько участков соединительной ткани. В операционном поле не мешали сосуды, ни один их них не требовал наложения лигатуры. Лангенбух работал без спешки, осторожно и аккуратно. Будто бы в его работе отражалась и часть его личности. Избегая повреждений печени, он в конечном итоге поднял над разрезом желчный пузырь. Его руки не дрожали, он был полностью спокоен.
«Посмотрите, – сказал он, – вот Ваш мучитель. Ведь вы тоже считаете, что удалить его довольно просто? Экстирпация и у живого человека не представляет сложностей, если избавить желчный пузырь от опухолей и воспалений уже не представляется возможным. Если пузырь сильно увеличен, то, вероятно, будет необходимо до ампутации троакаром вывести из него содержимое. Все остальное не способно помешать операции».
Лангенбух стянул края раны и зашил ее, чтобы не выдавать своих профессиональных планов. «Все, что делают и уже сделали Симс и Тэйт, – продолжал он, – на мой взгляд, не окончено. Они удовлетворились лишь половиной работы. Они на время избавляют пациентов от камней, но оставляют их почти калеками со свищом в брюшной стенке и склонностью к рецидиву желчнокаменной болезни. Нельзя оставлять такой желчный пузырь. Без него желчь начинает поступать в кишечник, и я уже сейчас могу предсказать, что на своем пути она образует резервуар наподобие желчного пузыря, поэтому печеночный или общий желчный проток окажутся немного расширенными в этом месте».
Лангенбух снял фартук и вымыл руки. Молча мы направились к выходу. На лестнице Лангенбух сказал: «Помимо прочего речь идет об операции, к которой нельзя достаточно тщательно подготовиться. Я надеюсь, что вскоре мои действия станут достаточно выверенными, чтобы оперировать на живых людях. Я буду практиковаться, пока наконец ко мне не попадет больной, которого сможет спасти только эта операция. В этом случае вы будете одним из первых, кому я сообщу, удалась ли она».
Тогда я не подозревал, что до первого решительного успеха Лангенбуха пройдет еще два года. Я еще не догадывался, что в действительности скорый конец подстерегает не меня, а мою прекрасную возлюбленную Сьюзан, в которой смерть уже пустила свои побеги.
Вопрос, может ли желчнокаменная болезнь угрожать моей жизни, отошел на второй план. Теперь меня занимало лишь то, возможно ли хирургическое лечение злокачественной опухоли желудка, обнаруженной у Сьюзан летом 1880 года. По мере того как угасала моя любимая, угасало и мое желание жить. Даже если в те недели и месяцы моя болезнь давала о себе знать, я не заботился о себе, а всюду следовал за ней. Мысль о смерти на время оставила меня лишь пятнадцатого июля 1882 года, когда Карл Лангенбух в больнице Святого Лазаря наконец проделал то, что долгое время входило в его планы. Во второй половине дня он прооперировал сорокатрехлетнего секретаря берлинского магистрата Вильгельма Дэниелса, который с 1866 года страдал от желчный колик. «Нарастающая слабость, – отмечал Лангенбух в своем отчете, одну из копий которого он направил мне, а другая позднее, двадцать седьмого ноября была напечатана в “Берлинском еженедельном клиническом журнале”, – постоянные боли, выраженное нарушение аппетита и усугубляющийся морфинизм являются свидетельством того, что он скользит по наклонной плоскости, поэтому ремиссия маловероятна. Поскольку диагноз не вызывает сомнений и прогнозы неутешительны, мне виделось обоснованным предложить больному единственный возможный путь лечения и, взвесив все за и против, предоставить ему выбирать. Вскоре (десятого июля) он приехал в больницу Святого Лазаря и попросил меня провести предложенную операцию. Пять дней он пролежал в постели, пока я готовился к ней. Каждый день у него случалось по два сильных приступа. Операция была назначена на пятнадцатое июля».