Империя хирургов - Страница 29

«Полагаю, – сказал он, – дальнейшие разъяснения излишни. Есть только один способ зафиксировать камень в безопасном положении, в котором он, должно быть, находился все это время. Я порекомендовал бы Вам сесть на диету и начать принимать красавку. Думаю также, Вам не повредило бы лечение в Карлсбаде, которое могло бы воспрепятствовать склонности Вашего организма к камнеобразованию. При приступах, разумеется, морфий. Я знаю случаи, когда такой камень, как Ваш, не причинял беспокойства очень долго». Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног, как рушится мой мир путешествий из страны в страну, с континента на континент. Утопия, безумие вести такую жизнь, каждый день которой отмечен заботой о покое и строгим соблюдением диеты. Жизнь, в которой я вынужден носить в себе врага, способного в любую секунду, в любой точке мира напасть на меня. Откуда-то издалека до меня доносился твердый, невозмутимый голос Труссо: «Только Вы можете постоять за собственную жизнь. Медицина здесь бессильна, потому как никто не может удалить такой камень и вряд ли когда-то сможет – за исключением самой природы, которая, к счастью, распорядилась так, что камень и киста не выталкиваются в брюшную полость, а удаляются через брюшную стенку. Такой сценарий возможен и в Вашем случае. Мой рецепт Вам передадут».

Труссо слегка согнулся, обозначив тем самым поклон, и сказал: «Доброй ночи, любезные господа». Он покинул комнату так стремительно, что Симс, крайне пораженный, едва успел догнать и проводить его.

Я лежал в полном оцепенении. «Но я не создан для отшельнической жизни», – пробормотал я в конце концов. Я попытался подняться. Но Симс склонился надо мной и удержал на кровати, хотя тут же вернувшаяся колющая боль в правом плече и без того отбила у меня желание вставать. Но степень иронии и отчаяния от этого только возросла: «Вы великий хирург, Симс, Вы прославленный хирург. Вы не теоретик и не путешественник, как я. Вы проявили изобретательность и выдающиеся способности. Как Вы поступите, если я попрошу Вас не ждать благосклонности природы, а перекроить ее?»

Симс с некоторой долей испуга посмотрел на меня.

«Кому как ни Вам знать, что это неосуществимо и что смерть наступит от воспаления брюшины самое позднее через восемь дней. Я не желаю больше говорить об этом».

«Отважитесь ли Вы, – продолжал я настаивать, – вскрыть желчный пузырь и извлечь оттуда камень, если я поручусь Вам, что существует способ избежать заражения?»

Во взгляде Симса мелькнуло сомнение. «Если Вас это успокоит, то да, – сказал он чуть мягче. – Но располагаете ли Вы таким средством?»

«Нет, – ответил я, – но им располагает Джозеф Листер, врач из Глазго. Вы, наверное, еще не слышали о нем. Но Вы должны с ним познакомиться. Съездите к нему. Попросите его показать Вам послеоперационные швы».

«Хорошо, – согласился Симс, и в тоне его чувствовалось не доверие, а лишь желание успокоить меня, – я сделаю то, о чем Вы просите, если Вы, в свою очередь, будете делать то, о чем попрошу я. Я дам Вам еще немного морфия, и Вы поспите, отдохнете и будете оставаться в этом доме, до тех пор пока не сможете без угрозы для Вашего здоровья предпринять поездку в Карлсбад».

Если бы тем летом в Карлсбаде я знал, что пройдет еще более полутора десятилетий, до того как проблема хирургии желчного пузыря найдет свое решение, кто знает, смогли ли бы мои отчаянная надежда и непоколебимая вера в лучшее поспорить с обреченностью на мучения длиной в пятнадцать лет.

И в 1879 году на моих глазах хирурги приблизились к решению этой проблемы. У истоков стоял Лоусон Тэйт, хирург из Бермингема, без сомнения, один из самых самобытных, своенравных и неординарных людей, которые когда-либо держали в руках скальпель.

Когда я познакомился с Тэйтом, прошло уже двенадцать лет с того дня, когда камни в моем желчном пузыре впервые заявили о своем существовании. За эти двенадцать лет я испытал сильнейшие боли, которые только может испытать человек. Не раз я находился на грани морфиновой наркомании и в конце концов, мучаясь от спазмов, привык к мысли, что смерть очень близка. Но те же годы подарили мне Сьюзан, величайшее счастье в моей жизни. Ее забота придавала мне сил и в буквальном смысле утишала мою боль. Я получил приток мужества и возобновил привычную жизнь путешественника. Я никогда не отправлялся в путь без ампулы морфия, но моя болезнь ни единого раза не напомнила о себе. Наперекор всему мой багаж впечатлений рос, целый год мое состояние оставалось формально безупречным, и тогда, после незабываемой поездки к южным морям Тихого океана в мою жизнь вошел Лоусон Тэйт.

Поздней осенью 1879 года Сьюзан и я приехали в Париж. Самый первый визит мы нанесли Мэриону Симсу. Симс уже успел пожить в Нью-Йорке, но большую часть времени проводил все же в Европе, в Париже или Риме. Его известность и число пациентов не убывали. Но его лицо сделалось усталым. Двумя годами ранее в Нью-Йорке он пережил тяжелое воспаление легких, которое наложило явный отпечаток даже на такого закаленного, перенесшего множество болезней человека.

«Боже мой, – воскликнул он, когда его постаревший чернокожий слуга провел нас в зал, – я вспоминаю тот день, когда Вы без сил лежали здесь, Труссо поставил Вам диагноз, и Вы, полный отчаяния, просили меня вырезать Ваш камень и спасти Вам жизнь. Тогда у Вас было только одно на уме: увидеть развитие хирургии желчного пузыря, ведь болезнь могла погубить Вас в любой момент. Знаете ли Вы, что теперь Вы как никогда близки к достижению своей цели?!»