Империя хирургов - Страница 2


К оглавлению

2

«Хорошо…, – сказал я, все еще занятый мыслями о Гольце. – Я очень устал. Могу я взглянуть на свою комнату?»

«Разумеется… – отозвался портье. Ваша комната кстати…» Он не договорил, но я догадался, что он имел в виду: комната Гольца находилась рядом с моей.

После путешествия через всю Атлантику я и вправду чувствовал себя обессиленным. Но в тот самый момент, когда мое изможденное тело оказалось в кровати, я услышал где-то поблизости вой животного. Звук больше не повторился, но я был убежден, что это выла загадочная собака, о которой мне рассказал портье. Этого воя в сочетании с выслушанным в холле рассказом было достаточно, не только чтобы не дать мне уснуть, но и чтобы до известной степени разогнать мою усталость.

Все, что произошло в последующие часы и дни, вероятно, будет непонятно живущим в наше время, но я все же не стану касаться предшествующих событий, благодаря которым я понял, что Гольц является ключевой фигурой в будущем хирургии.

В те годы Гольц принадлежал к группе ведущих физиологов, которые занимались тем, что пытались постигнуть тайны мозга, считавшегося тогда единым, однородным, работающим под влиянием неизвестных процессов органом. Француз Флуран, основываясь на эксперименте с лягушками, склонялся к мнению, что функции мозга могут одинаково выполняться любым из его участков, и поэтому большую часть можно легко удалить. Оставшегося же хватит, чтобы обеспечивать как работу мышц, так и работу органов чувств. Хотя еще врачи Древней Греции указывали на то, что повреждения черепа и заболевания одной стороны мозга приводят к параличу и судорогам противоположной стороны тела, учение Флурана о равноценности всех частей мозга долгое время считалось почти что догмой. В 1861 году один из моих лучших друзей, парижский хирург и антрополог Поль Брока, восстал против него. Тогда Брока вскрыл череп пациентки, которая за несколько лет до своей смерти потеряла речь. При вскрытии в левой передней доле мозга, в районе второй и третьей лобных извилин Брока обнаружил отчетливое патологическое размягчение. Он пришел к заключению, что в размягченных второй и третьей лобных извилинах мозга находится функциональный центр, который отвечает за человеческую речь и, прежде всего, за словообразование. Он также предположил, что потеря речи у его пациентки была вызвана заболеванием этого центра, и выдвинул теорию, постулирующую, что мозг, вероятно, состоит из множества таких центров, каждый из которых регулирует деятельность определенных мышц или органов чувств. Брока подвергся почти единодушному, подчас гневному неодобрению. Но все же несколько лет спустя молодой врач Хьюлингс Джексон, проведя несколько обследований пациентов тогда еще очень скромной «Национальной Больницы для парализованных и больных эпилепсией» в Лондоне, при содействии некоторых других врачей пришел к выводам, которые подкрепляли предположения, высказанные Брока. Джексон, с которым в последующие годы у меня сложились дружеские отношения, был не только хирургом, но анатомом и врачом-клиницистом, который благодаря необыкновенной проницательности ума на основании внешних видимых симптомов, наблюдаемых у пациентов «Национальной больницы», заключил о существовании неизвестных процессов в мозге. В ходе исследований Джексон установил наличие «моторных центров мозга», которые отвечают за сокращение мышц. Совершенно неожиданно годом позже, в 1871 году из Берлина были получены сведения о наличии моторных центров в мозге собаки. Два молодых берлинских врача, Теодор Фритч и в будущем выдающийся невролог Эдуард Хитциг ампутировали собаке такую большую часть черепной коробки, что получили доступ ко всей поверхности головного мозга. Они воздействовали на кору слабыми электрическими импульсами и определили, что соприкосновение электродов с определенными точками вызывает судороги в соответствующей противоположной части тела. Эти точки они назвали «моторными центрами» и, как и Джексон, заключили, что все мышечные сокращения управляются такими центрами и что мозг ни в коем случае не является однородным, а напротив – есть «совокупность множества произвольно разнесенных функциональных центров».

Результаты их экспериментов значительно повлияли на многих физиологов, прежде всего на молодого лондонского невропатолога Дэвида Феррье, который тем временем стал ведущим невропатологом «Национальной больницы» наравне с Джексоном. В экспериментах над животными Феррье планомерно разрабатывал метод электрического раздражения и в результате установил расположение моторных и чувственных центров, отвечающих, например, за движение правой передней и правой задней лап у собак. Феррье, Фритч и Хитциг в конце концов приступили к дальнейшей разработке метода электрической стимуляции: они ампутировали животным части мозга и затем отслеживали, какие органы движения и чувств оказались затронутыми. Хитциг и Феррье подвергались нападкам со стороны физиологов, придерживающихся старых взглядов. Убеждения последователей Флурана было не так легко пошатнуть, и не пришлось долго ждать того момента, когда они выступили с результатами контрэкспериментов, резко противоречащих результатам, полученным Феррье: они исключали существование функциональных центров мозга. Самым яростным противником теории функциональных центров и самого Феррье был как раз тот самый Фридрих Гольц, вместе с которым мы оказались под крышей отеля Сент-Джеймс. Судя по тому, что я о нем знал, он был одержим физиологией и еще в своей комнатке в Кенигсберге, будучи нищим студентом, занялся разрешением загадок мозга и нервной системы. Многие годы Гольц изымал мозг у спящих наркотическим сном лягушек, чтобы выяснить, как это сказывается на их жизнеспособности. Из этих экспериментов он сделал выводы о функциях головного и спинного мозга. В середине семидесятых годов на ганноверском Конгрессе физиологов он выступил с заявлением, что жизненные проявления лягушек имеют рефлекторную природу. У всех лягушек был изъят мозг. Пока Гольц не прикасался к ним, они сидели неподвижно, неспособные шевельнуться, неспособные самостоятельно есть. Когда же Гольц дотрагивался до определенного места, они подпрыгивали, ползали, плавали или издавали характерный звук. Это говорило о том, что Гольц явился первооткрывателем в совершенно новой области исследований вегетативной нервной системы и впервые объяснил работу сердца как автоматическую и регулируемую посредством раздражения. Едва ли Гольца можно было назвать человеком, живущим по инерции и цепляющимся за прошлое, каковыми были многие прочие физиологи, которые противились теории функциональных центров мозга Хитцига и Феррье только из лени. Гольц сопротивлялся этой теории, исходя из убеждений и результатов собственных экспериментов. С тех пор как он стал профессором в Страсбурге, почти сразу после доклада Хитцига, он экспериментировал на мозге собак и писал о результатах этих экспериментов, в ходе которых он почти полностью удалял кору обоих полушарий. Он приглашал различных наблюдателей, чтобы продемонстрировать, что «собаки с поврежденным головным мозгом двигаются, едят, видят и слышат». Вопрос, который он и его последователи всегда хотели задать Феррье, состоял в следующем: как могут существовать функциональные центры для всех органов тела, если эти органы, и в том числе органы чувств, свободно функционируют без участков мозговой коры, в которой Феррье якобы обнаружил свои функциональные центры? При помощи своих экспериментов он хотел пошатнуть самые основы того, в чем Брока и я видели важнейшие предпосылки для зарождения хирургии мозга. Как ведущий специалист по локализации функциональных центров Дэвид Феррье выступил в роли защитника теории.

2